"По нескольку раз в месяц Татьяна Викторовна Краснова – преподаватель МГУ, католичка, основатель большого благотворительного движения «Конвертик для Бога» - садится на полдня в кафе, и со всей Москвы приезжают люди – православные и атеисты, католики и верующие «в душе», профессора и менеджеры… За чаем они набирают астрономические по меркам обескураженных родителей суммы: на операции все новым и новым детям. Вот и мы с Татьяной Викторовной сели в одном из московских кафе, чтобы поговорить о помощи и о Христе. О Евангелии и проповеди. О болезни и страдании…
- Татьяна, почему и как к вам присоединяются люди?
- Это хороший вопрос.
Моя главная идея очень проста: все люди разные. Есть прекрасные жертвенные натуры, которые могут положить себя на алтарь служения ближнему, вот как мать Тереза - надела белый платочек с синей полосочкой, оставила за спиной свою обычную жизнь, и пошла по колено в крови спасать страждущих. Не всем такое дано. А большая часть людей – не святые, а нормальные, порядочные, хорошие люди. Они не черствые негодяи, им просто боязно. Они думают, что, раз взявшись кому-то помочь, они навсегда будут связаны по рукам и ногам нерушимым обетом.
- То есть люди думают, что благотворительность – это связать себя навсегда по рукам и ногам…
- Именно. Далеко не все готовы бросить свои дела, работу, семьи, и впрячься в тяжелое и трудное дело. Даже верующим, церковным людям это непросто. И ваша Церковь, и моя, учат нас, как надо жить правильно.
Молиться – очень важно. Поститься – очень важно. Причащаться – жизненно важно. Но если ты молишься, постишься, причащаешься, а у тебя за стеной заживо гниет старуха-соседка, которой некому воды подать – делают ли тебя твои молитвенные подвиги христианином? Мой ответ – нет. Не делают.
Но значит ли это, что каждый человек должен жертвенно служить ближнему? Наверное, в идеале так и должно быть. Но мне, например, это не по силам.
Знаете, много лет назад я была волонтером в детском доме для детей с задержками в развитии. Проще говоря, в детском сумасшедшем доме для сирот. Одна наша подопечная девочка часто попадала на лечение в Первую Градскую больницу. В ту пору там начинал свое служение отец Аркадий Шатов, теперь – епископ Пантелеймон. До сих пор я вспоминаю его девочек-медсестричек. Это было настоящее послушание. Каждый шаг по благословениию. Дисциплина. Правила. Настоящий монашеский орден. Я тогда думала, да и сейчас думаю: нет, не мое, я бы ТАК не смогла.
Так что же, это повод ничего не делать вообще? Опустить руки, и признать поражение? Да ни за что!
Почти четыре года назад мы начали свой «Конвертик для Бога» с очень малого: купили инвалидную коляску для умиравшей в далеком Петрозаводске девушки, больной туберкулезом. С ее доктором я познакомилась в интернете, в Живом Журнале, и дружу до сих пор. Доктор Белозерова рассказала про свою пациентку, я написала о ней в своем журнале, десять-двенадцать человек пришли в одно из московских кафе, принесли кто сколько смог денег, и – о чудо – набралась нужная сумма.
А главное – мы сделали неожиданное открытие: мы нравимся друг другу, нам хорошо и весело вместе, и каждый из нас способен иногда совершенно безболезненно отказать себе в пирожном, новой кофточке, и прочей чепухе, и принести деньги тому, кто без них реально, по-настоящему умирает. С тех пор мы собираемся вот так раз в месяц. Нас стало очень много, мы и правда собираем немалые деньги, и нам по-прежнему весело и хорошо друг с другом.
- То есть ваша идея – сделать хотя бы совсем немного?
- Вы меня очень правильно поняли. Знаете, люди часто благодарят меня за то, что я им рассказала, как именно можно помочь – легко и просто, не жертвуя собой, но делая при этом хорошее и важное дело.
Не всякому по силам самому прийти в больницу.
Когда вам навстречу в стерильный коридор выходит эдакий четырехлетний клоп в здоровенной маске на физиономии, без которой ему дышать нельзя, вы даете ему игрушку, а он ее не может удержать, роняет от бессилия – это тяжко. Это не всякому по нервам, да и не всякому нужно. А быть приличным человеком нужно всякому.
- А вам самой-то зачем?
- Непосредственно меня на это дело послал покойный отец Георгий Чистяков, человек, которого я считаю столпом утверждения в вере.
Прочитав один раз Евангелие, трудно жить по-другому. Сам отец Георгий пришел в больницу именно поэтому, многие из нас пришли за ним следом.
- А атеисты среди вас есть?
- Много атеистов. Причем, атеистов отборных – людей, которые с Богом поругались.
Я очень люблю атеистов, которые с Богом поругались.
- Почему?!
- Вы не можете поругаться с Тем, в Кого не верите. Когда вы находитесь с Ним в состоянии войны, это значит, что вы не только признаете Его существование, но вы еще и претензии к Нему предъявляете. Вы живете с Богом в постоянной полемике. «О законе Его рассуждаете день и ночь». Не всякий верующий может похвастаться.
- Было такое, что ваши подопечные учили вас чему-то?
У меня в этой машинке (включает айпэд – прим. авт.) всегда с собой фотография мальчика, которого мы потеряли. Он немного не дожил до пяти лет. Звали его Денис. Это человек, который для меня, например, сделал ну очень многое. Когда он был еще более или менее ничего, но уже было понятно, что все будет плохо, мы с ним гуляли. И я везла его на коляске по больничной территории. А он сидел, сам уже идти не мог. Мы с ним разговаривали «за жизнь». И вот человек четырех лет меня спрашивает: «Скажи мне, я жив или умер?»
Я, оторопев, отвечаю: «Конечно, ты жив. Видишь, мы с тобой гуляем, я тебя катаю на коляске!»
На что он мне говорит: «Ты же понимаешь, что разницы нет, жив я или умер. Ты же понимаешь, что люди совсем не умирают. Вот я когда умру, я буду жить на облаке. Ты придешь ко мне играть на облако?»
Что мне было на это сказать? Подумала, и говорю: «Я не уверена, что меня пустят играть к тебе на облако. Ты-то точно будешь там играть, а за себя я не уверена, не могу тебе обещать!»
На что он мне сказал: «Глупости какие, я попрошу – и тебя пустят!»
В ответ на это мне осталось сказать: «Если ты попросишь, меня пустят стопудово!»
С тех пор так и живу с этим обещанием.
Когда он умирал в больнице в Гамбурге, каждое утро он просил маму открывать окно и кормить птиц. Говорил, что собирается к птицам. И если мама не будет их кормить, то его Там клюнут. Райские птицы его клюнут, если мама не будет их кормить, понимаете?
А вы говорите: зачем? Хотя бы ради него.
Но моя мотивация – дело частное. Повторю еще раз: для того, чтобы помочь тому, кто попал в беду, не обязательно быть человеком «воцерковленным», как сейчас принято говорить. Достаточно быть просто нормальным человеком.
Но если уж вы – верующие, церковные люди…
Уже не первый месяц мои знакомые девочки-волонтеры, которые опекают дома престарелых, ищут санитарку в одно из таких учреждений. Расположен этот интернат в большом поселке на самом краю Московской области. Есть в поселке большой и небедный православный храм. Приход есть. А найти человека, который на два часа после работы приходил бы в интернат переворачивать лежачих стариков и менять им памперсы – нету, хоть убей.
Мы не волонтера ищем, мы готовы зарплату ему платить!
- Вы ищете человека на оплачиваемую работу?
- Да, больше того, средняя зарплата в этом поселке три тысячи рублей. Мы готовы платить шесть. Нет! Никто не хочет возиться. Лучше за рупь лежать, чем за три бежать. К сожалению, вот такая психология. Но не психология страшна. То плохо, что и среди прихожан этого храма ни одного желающего не нашлось… То есть, христиане, вроде, есть, а памперсы старикам поменять некому. Загадка.
- Думаете, это не изменить?
- Почему же, психологию надо ломать. Ласково, аккуратно, но ломать. Приучать людей помогать друг другу. Хоть понемногу, хоть по чуть-чуть. А там, глядишь, втянутся люди. Многим просто надо дать возможность выбора. Показать, что именно можно сделать.
- То есть люди должны знать, каких делах можно принять участие?
- Да. И мне кажется, что церковная молодежь, даже дети в приходской школе должны в этом участвовать. В любой епархии, например, есть дом престарелых, а в нем – старики, брошенные своими детьми. И в каждой епархии есть дети, брошенные своими взрослыми. Сделайте малое – придите и к тем, и к другим. Познакомьте их. Станьте для них связующим звеном. Это будет огромным уроком и для детей, и для взрослых.
– Но тяжело это для ребенка…
- Тяжело?! А это ничего, что ребенка каждое воскресенье водят в храм смотреть на Человека, прибитого гвоздями к кресту? Или он думает, что это «понарошку»? Если так, то нужно поскорее объяснить ему, что это «взаправду», или уж вовсе перестать его туда водить. Христианство – вообще довольно болезненная вещь..
Если вам жалко показывать дитятку чужие страдания, пусть сидит дома, смотрит мультики про Тома и Джерри, где коту непрерывно то зубы выбивают, то хвост отрывают. В шутку.
А если уж совсем серьезно – многое зависит от того, что ребенок видит в детстве. Учится ли он, например, деятельному состраданию. От этого несложного навыка ведь и ваша жизнь зависит. Может быть, если сегодня вы научите его, превозмогая неприятные ощущения, помогать сирому и больному, он и вас на старости лет не сдаст в приют, и жизнь проживет хорошую и достойную, себе и людям на радость..
- Может быть, дело в том, у нас вообще не развито волонтерство? Вот в Америке есть очень четкая система волонтерства и есть очень ясный подход: если ты согласился, то ты этим занимаешься. И не важно, платят тебе деньги или нет.
- В Европе и Америке благотворительность – явление повсеместное и общепринятое. Люди автоматически, не задумываясь, посылают десять долларов в месяц в тот фонд, в который десять долларов давал их прадедушка, а потом дедушка, потом папа, потом они сами, потом их дети будут давать. Они приучены к тому, что это хорошо и правильно. У нас такой традиции, к сожалению, нет.
За всеми нами есть один грех: мы очень много проповедуем, а проповедовать не надо. Надо выйти за ограду своего храма, и пойти менять памперсы старикам в интернате. Пусть, глядя на вас, люди удивятся: «А что это он такой особенный? С чего это ему больше всех надо? Почему это он не сидит с нами, не пьет пиво, а возится с чужими детьми и старухами?» Вот тогда, а не раньше, пусть и произнесет он свою очень краткую проповедь. Скажет: «Я это делаю потому, что я – христианин. Мне мой Бог так велел!»
Мне кажется, это будет очень действенная проповедь.
А у нас пока за христиан выдают себя люди, которые только и делают, что всех стращают и поучают. Как стоять, когда поклоны класть, кому с кем жить, кому что есть, кому что пить. Все грешников классифицируют, да карами Небесными стращают.
Да успеете вы это рассказать, коли уж так хочется! Но сначала пусть все удивятся, какой вы клевый: ни с того ни с сего чужим людям помогаете, и к своим добры, и со всеми ласковы.
- Обычно говорят: не надо на себя брать крестов не по силам. Если ты сам, своей волей, начинаешь в чем-то участвовать, то начнутся всякие искушения, проблемы…
- Наверное, нельзя нести чужой крест. Тут главное – вовремя понять, какой крест еще твой, а какой – уже чужой.
Рассказывают, что во время второй мировой войны в одной немецкой деревеньке жили люди, у которых за пригорочком все время что-то дымило, а они считали, что их это не касается. А дымил там Бухенвальд. Как бы всем нам случайно не оказаться в той безмятежной деревеньке за пригорком. А то потом тяжко будет грехи замаливать…
И главное, вот ведь какая штука: мы живем в мире, где все очень тесно взаимосвязано.
Нам всем часто один и тот же вопрос задают: почему умирают дети? Да еще так страшно умирают. Где же ваш Бог?
- Вы нашли ответ?
- Мой ответ совершенно очевиден. Я очень обрадовалась, когда прочитала его же у отца Георгия Чистякова. Я твердо знаю, где Бог в этот момент, когда страдает и умирает ребенок.
Он здесь. Лежит передо мною, под капельницей, на больничной койке, доведенный моими персональными грехами вот до этого состояния. Он здесь. С тем, кому плохо. А вот где я в этот момент…
К нам когда-то приходил в больницу один чиновник из провинции навещать ребенка из своего родного города. Он походил по отделению, посмотрел на наших деток и под глубоким впечатлением выбежал в коридор со словами: «Как же так, как же так?! Кто же виноват?!» Есть ответ на вопрос «кто виноват». Ты и виноват. Мы все настолько криво и неаккуратно живем, что совершенно неудивительно, что слабые звенья в нашей цепи рассыпаются в труху. А дети и есть эти самые «слабые звенья».
У меня был момент, когда меня попросили недолго побыть в боксе с шестимесячной девочкой. У нее был страшный стоматит, она не могла есть, не могла спать, ей капали тяжелую «химию». Она лежала у меня на руках, даже не плакала – сил не было, она мяукала как котенок.
Я ее качала, и думала только одно: прости, Господи.
Это не Бог наказал, и нечего на Него сваливать. Это мы довели… Мы живем так, что вот такое происходит с нашим миром и нашими детьми.
Это еще одна причина, почему, например, я занимаюсь организацией помощи. Я пытаюсь хотя бы частично испрямить то, что я сама искривила.
- А вам знаком синдром выгорания?
- Выгорание – это что? Это отчаяние, или что? По-христиански мне скажите. Грех уныния? Уныние бывает, надо бороться.
Усталость бывает.
Но знаете, надо уметь сравнивать свое положение с положением того, кому ты помогаешь. По сравнению с ним у тебя-то уж точно все хорошо…
Татьяна подписывает нарисованные ей открытки
Но сейчас я гораздо меньше хожу в больницы. Не потому что у меня настало выгорание, дело в том, что большому количеству детей, которые там лежат, я гожусь не то что в мамы, а иногда и в бабушки. Им со мной уже не очень интересно. Ну, сами посудите, я куклу Братц от куклы Барби уже не отличу. А это, оказывается, существенное различие. Братц – это еще круто, а Барби – уже нет. Ну, о чем со мной разговаривать? В больницу ходят молодые девчонки.
А я нашла свою нишу.
- Вы многим помогаете, делаете большую работу, но в целом ведь это ведь бесперспективно, по-хорошему надо менять всю систему…
- Перспектива – дело непредсказуемое. Помните, ходил как-то Один по Иудее и вокруг Него ходило еще несколько человек, и кто мог тогда сказать, есть ли в этом есть перспектива?
Все когда-то началось с двенадцати человек. И до сих пор живет Церковь, и врата ада ее не одолеют. В этом смысле, как и во всех других, Христос дает нам надежду, а Евангелие – ответы на все вопросы.
Мне жаль, что во многих храмах и многих семьях Евангелие сегодня убрано на дальнюю полочку, а на видном месте стоят всякие «Беседы с духовным отцом о вреде потребления пончиков». И смешно, и грустно.
Евангелие ставит в центр всей жизни Бога и человека. Если это помнить – не придется впадать в уныние.
Надо оставаться человеком самому, и искать людей вокруг себя. Неважно, православные они, католики, протестанты, или вообще атеисты. Кто знает, как и каким путем человеку суждено прийти к Богу.
Мои верующие друзья молились и за православную Марусю, и за мусульманина Башата. Мы верим, что ТАМ разберутся.
- Подводя итог, как на приходе православном должна идеальным образом выглядеть социальная деятельность?
- Мне кажется, эта деятельность должна поскорее выйти за ворота храма, навстречу людям.
Было бы очень здорово, если бы приходы были организованы по территориальному признаку. Если бы люди жили вокруг того храма, куда они ходят. Тогда любой священник и любой церковный староста знал бы, кто из мальчишек в соседнем доме состоит на учете в милиции, к какой старушке в соседней больнице никто не приходит, какому старичку самому никак не дойти до магазина.
И тогда, в конце службы, священник сказал бы: «Братья и сестры, у нас в доме номер два, в квартире номер три лежит больной человек. Кто ему сегодня может хлеба принести? Никто не может? Тогда я сам принесу!»
И нашлись бы люди. Уверяю вас. И хлеба принесли бы, и в дом престарелых сходили бы. За своим батюшкой следом.
Я знаю одного чудесного католического священника-итальянца. Его послали служить в степной городок в одной из стран нашего «ближнего зарубежья».
Климат тяжелый. Люди живут трудно. Молодежь – не самая ангельская. Он приехал, огляделся- и сделал выводы.
И, для начала, стал играть с мальчишками в футбол. Он с ними о Христе стал разговаривать после того, как они научили его бить пенальти. Когда они увидели, что с ним можно разговаривать как со «своим», что он не читает им мораль, не пугает их небесными карами, что такой же, как они, только немножко другой. Потому что у него в душе живет Кто-то очень важный. И этим он немножко от них отличается. У них этот Кто-то пока еще не живет, а у него уже живет. А так он такой же, как они.
Мне кажется, надо перестать пугать людей.
Я недавно попала на детскую мессу в церковь святого Людовика, в Москве. Меня поразил священник, который читал детям проповедь. Он неважно говорил по-русски, но очень старался.
- Все мы грешим, – начал он, – Вы грешите меньше, чем я. Я грешу больше, но все мы это делаем. Хорошо ли мы делаем, когда грешим?
- Плохо! – хором ответили дети.
- А что сделает Иисус, если мы согрешим?
Тут я втянула голову в плечи, приготовившись услышать про страшное наказание за грехи.
- Иисус огорчится, Он будет горевать, – хором сказали дети.
После той мессы я шла домой, иногда поднимая к небу глаза, и повторяла про себя:
- Ты только не горюй, Господи, я очень постараюсь жить по-человечески!
Может быть, нам перестать пугать друг друга карами за грехи, а попытаться не огорчать Господа нашего?
И пойти во внешний мир, для начала, не с проповедями, а с пряниками и зефиром для старушек в интернате для престарелых, с футбольным мячом для дворовых мальчишек, с тряпкой и стиральным порошком, чтобы прибраться в доме у больного соседа.
У Православной Церкви в этом отношении есть громадные возможности.
Есть в России тысячи небольших городов, где пока нет волонтерских организаций. Но уже нет ни одного города, где не было бы Православного храма. Теоретически это должно означать, что в этих городах и селах с каждым днем должно становиться все меньше людей, оставшихся наедине с горем и болезнями.
У меня простая философия маленького человека. Я обрабатываю свой участок земли размером с носовой платок. Пытаюсь расчистить его от сорняков и грязи, и вырастить на нем, образно выражаясь, крошечный садик. И призываю всех, у кого есть минимальные силы, стать со мной рядом. Я верю, что таким образом рано или поздно мы накроем этими «платками» всю нашу державу.
По-моему, это и будет негромкая, но очень внятная Христианская Миссия.
Скольких детей спас «Конвертик для Бога», скольких родителей поддержали, когда никто – ни государство, ни благотворители не помогли – основатели движения, кажется не считают. Они мыслят не цифрами отчетов, а тем, как там поживают Мохира, Иришка, Башат, и сколько времени назад на небо ушла Полина… За несколько лет они сделали невозможное. Заметили ли они, что нашли рычаг, нажав на который, можно перевернуть мир?"
